Анафем - Страница 146

146

— Ну, — ответил я, — сейчас ты его видишь.

***************
Нак, инак. Уничижительный экстрамуросский термин. Ассоциируется с мирянами, придерживающимися иконографии, которая изображает инаков в исключительно чёрных красках.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Махщ вчетверо больше города, окружающего концент светителя Эдхара. То есть это самый крупный город, в котором я побывал за свои странствия — да и за всю жизнь, если на то пошло. К огорчению бывалых пассажиров — тех, кто постоянно путешествует по Арктике на таких судах, — нам не разрешили подойти к причалу и велели оставаться на рейде. С мостика просочились слухи, что весь порт занят военными транспортами, и места для гражданских судов изыскивают по мере возможности.

Почти весь тот день я провёл на палубе, глядя на город и радуясь, что попал в климатическую зону, где погода не пытается меня убить. Махщ хоть и севернее Эдхара (он лежит на пятьдесят седьмой параллели), климат здесь умереннее благодаря тёплому океанскому течению. Не жара, конечно, но и не холод. Если надеть куртку и оставаться сухим, не замёрзнешь. Оставаться сухим, впрочем, довольно проблематично.

Махщ возник на берегах фьорда, разделяющегося на три рукава. У каждого своя специализация. Один военный — там сейчас происходила какая-то активная деятельность. Другой коммерческий. Эту часть порта выстроили в эпоху Праксиса, чтобы принимать и отправлять грузы в стальных ящиках; с тех пор она очень мало изменилась. В обычных обстоятельствах мы подошли бы к какому-нибудь из её пассажирских причалов. Третью часть порта, самую старую, возвели из камня и кирпича за тысячи лет до Реконструкции, когда корабли двигались силой ветра и разгружались вручную. Очевидно, тамошние каменные доки по-прежнему пользовались спросом: туда то и дело заходили судёнышки поменьше.

Старый город и порт стоят на искусственной суше, прорезанной сетью каналов: узкой и неправильной в древней части, прямоугольной в коммерческой и военной. Скалы, разделяющие рукава фьорда, увенчаны древними замками, радарными станциями и шикарными казино. Сразу за городом начинается ещё более крутой горный отрог: мглистая серо-зелёная стена с непонятными сооружениями, под дикими углами уходящими на мили в небо. Олвош объяснил, что там люди за деньги скатываются по заснеженным склонам. Сейчас этот вид отдыха не показался мне привлекательным.

На следующий день подошёл буксир и оттащил нас к причалу в Старом Махще. Раньше такого не случалось: корабли всегда приставали в «новой» коммерческой части города. Как ни интересно было наблюдать за работой буксира, разглядывать склады, скинии, соборы и городской центр Старого Махща, я задумался, как мне теперь отыскать Корд, Самманна, Гнеля и Юла — или помочь им себя отыскать. Идти в коммерческий порт, рассчитывая, что они ждут меня там? А вдруг они уже знают про изменения и будут искать меня в Старом Махще?

Как только я спустился по сходням, я понял: мои друзья наверняка в старом городе. Поскольку военные не терпят беспорядка, а коммерсантам он невыгоден, хаос вытеснили в старый город, превратив его в царство разбитых планов и надежд. Всё пристойное жильё заняли подрядчики с юга, так или иначе зарабатывающие на переброске войск к северу, так что остальные спали в мобах, кузовилях или прямо на улице. Из-за наплыва бездомных все двери были на запоре, а многие даже под охраной, и мигрантам приходилось отыскивать себе место на пристанях, незастроенных участках искусственной суши или там, где древние склады снесли, расчищая площадки для так и не осуществлённых проектов.

В этот-то хаос я и ступил, сойдя с корабля. Я спускался по пандусу, высматривая своих друзей, и чем дольше я всматривался, тем дальше увлекала меня толпа и тем меньше я видел. Наконец я оказался в самом низу, откуда уже не видел ничего. Планов у меня не было, поэтому я просто отдался людскому потоку. Всякий раз, заметив в нём просвет, я сбавлял шаг и оглядывался. Из моих прошлых слов могло возникнуть впечатление, что меня окружала крайняя нищета, но, присмотревшись получше, я понял, что здесь есть работа, что сюда за ней едут, и место в целом скорее благополучное. Парни и девушки стояли в очередях к солидным людям, надо думать — наёмщикам. Многие предлагали товары и услуги тем, кто нашёл работу: одни готовили еду на передвижных жаровнях или на открытом огне, другие извлекали из карманов загадочные предметы, третьи вели себя очень странно — как до меня медленно дошло, они выказывали готовность продать себя. Старые побитые автобусы продвигались сквозь толпу со скоростью неторопливого пешехода, высаживая и забирая пассажиров. Сколько-нибудь эффективно перемещаться можно было только на бициклетах — педальных или моторизованных. Проповедники различных скиний, стоя там, где их труднее всего обойти, выкрикивали в хрипящие мегафоны слова писаний и пророчеств. Бездомные испражнялись прямо на улице; глядя на мусор и экскременты, я порадовался, что сейчас не лето.

Благодатный климат издавна привлекал иммигрантов. Они прибывали со всего света, расселялись по фьордам или горным долинам и заводили там свои обыкновения и порядки. Со временем у них сформировалась особая манера одеваться и даже отличимые расовые признаки. Я купил с тележки еду — возможно, лучшую с тех пор, как покинул концент, — остановился и стал жевать, разглядывая людское многообразие. Здесь встречались занятные человеческие типы. Длинноволосые горцы, всегда поодиночке. Огромная семья, плотным строем: мужчины в широкополых шляпах, женщины в покрывалах. Полиэтническая группа в одинаковых красных футболках, у всех — у мужчин и у женщин — головы гладко выбриты. Племя (если тут применимо это слово) высоких людей с острыми носами и преждевременной сединой, продающее свежих моллюсков из набитых водорослями полипластовых ящиков.

146