Вокруг кузовиля собралась заметная толпа. Ландашер запретил инакам спускаться в котлован, и они честно исполняли приказ, но он не сказал, чтоб они не разглядывали или не трогали парашют. Я залез на кузовиль и объявил:
— Возьмите каждый по стропе. Как только мы сгрузим парашют, начинайте расходиться, попутно разматывая стропы. Через десять минут всё население Орифены должно стоять вокруг парашюта, держа в руках по стропе.
На словах план был очень прост. Осуществить его оказалось куда сложнее. Впрочем, здешние инаки были сообразительными, и чем меньше я им мешал, тем быстрее находили решения. Тем временем я поручил Юлу измерить длину одной стропы в размахах рук.
Гнель вывел кузовиль из-под растянутого парашюта и съехал на дно котлована. Меня всегда смешило, что он оборудовал машину батареей мощных прожекторов. Сейчас ему наконец нашлось, на что их навести. Я улучил минутку и заглянул вниз. Ороло и Корд были уже в двадцати футах от аппарата.
Парашют растягивали довольно долго. Над головой с рёвом пронёсся геликоптер, заставив нас всех вздрогнуть.
Юл подтвердил мою догадку, что длина стропы примерно равна радиусу котлована. Как только я объяснил орифенянам задачу, они двинулись вперёд: те, кто держал левые стропы — по левому борту раскопа, правые — по правому. Парашют двигался рывками: нескольким инакам пришлось залезть под него, чтобы отцеплять ткань от камней и сучьев. Наконец фронт купола перевесился через край котлована, и нам на помощь пришла сила тяжести. Я надеялся, что инаки, держащие стропы, сообразят разжать руки, если их начнёт затягивать через край, но парашют оказался не настолько тяжёл. Как только он повис над котлованом и орифеняне распределились вокруг него равномерно, управляться с ним стало проще. Он закрыл примерно полкотлована. Орифеняне сообразили, что мы хотим натянуть его над площадью теглона, как тент, и теперь двигались уже без моих указаний. Как только парашют оказался в нужной позиции, я обежал всех инаков, говоря, чтобы они расходились, натягивая стропы, насколько можно, а потом закрепили их за что удастся. Примерно треть привязала стропы к внешней стене концента, остальные — к колоннам клуатра, деревьям, камням или вбитым в землю колышкам.
Взревел мотор. Я взглянул на дорогу и увидел, что Юл направил свой дом на колёсах в котлован — наверное, чтоб приготовить Геометрам завтрак. Я догнал его и запрыгнул в кабину. Это породило цепную реакцию неповиновения среди орифенян, которые, пренебрегая приказом Ландашера, толпой ринулись за нами.
Мы ехали молча. Лицо у Юла было такое, словно он сейчас разразится истерическим хохотом. Доехав до дна, он поставил фургон в развалинах храма, рядом с аналеммой, и выключил двигатель. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Не знаю, чем всё это кончится, но я рад, что поехал с тобой.
И раньше чем я успел ответить, что тоже ужасно рад, Юл вылез из машины и зашагал в сторону Корд.
От нижней части аппарата по-прежнему шёл такой жар, что к нему трудно было приблизиться. Юл сбегал к машине и принёс спасательные покрывала, покрытые отражающей фольгой. Корд, Ороло и я закутались в них, как в стлы. Большая часть аппарата была куда выше нас, и мы крикнули, чтобы принесли лестницы.
Раньше было трудно оценить размеры аппарата, но сейчас я нашёл на раскопе мерную рейку и примерно определил его диаметр. Получилось около двадцати футов. Писать мне было не на чем, но Самманн снимал всё на жужулу в режиме спилекаптора, поэтому я просто выкрикнул число.
Над головой нарастал рёв двигателей. Геликоптер совершил несколько кругов, ветер от винтов гнал по навесу волны. Затем воздухолёт поднялся чуть повыше и завис. Сесть он не мог из-за парашюта. Вся земля внутри ограды была застроена или засажена деревьями. Представителям власти оставалось садиться перед воротами и стучать в них либо штурмовать стены.
Мы выгадали сколько-то минут, но ясно было, что время поджимает. Разом появились несколько лестниц — все разного размера, деревянные, сколоченные вручную. Орифеняне принялись связывать их, чтобы получилось нечто вроде лесов с той стороны аппарата, где располагалось подобие люка. Корд взобралась наверх и теперь стояла на шаткой горизонтальной лестнице. Я смотрел на неё и гордился. От таких событий недолго потерять голову; Корд, возможно, тоже несколько растерялась. Однако аппарат был в конечном счёте механизмом, и она могла понять, как он работает. И пока она об этом думала, все остальное не имело значения.
— Что там? — крикнул Самманн, глядя в экран своей жужулы.
— Здесь, очевидно, есть съёмный люк, — сказала Корд. — Трапеция со скруглёнными углами. Нижнее основание два фута. Верхнее — полтора. Высота — четыре. Изгиб — как у корпуса.
Она выплясывала на месте, потому что леса под ней по-прежнему устанавливали; Корд стояла на двух перекладинах, а лестница двигалась. По аппарату скользило несколько её теней от разных фар. Корд вытащила из кармана налобный фонарик, включила и направила луч на обгорелый корпус.
— Давай назовём это дверью, — предложил Самманн.
— Хорошо. На двери надпись по трафарету. Буквы примерно в дюйм высотой.
— По трафарету? — переспросил Самманн.
— Да. — Корд надела фонарь на голову, освободив руки. — То есть они взяли лист бумаги с дырками в форме букв и по ней нанесли на металл краску. — Раздалось позвякивание: Корд прикладывала магнит к корпусу возле двери. — Ничего железного. — Затем скрежет. — Перочинным ножом не царапается. Видимо, жаропрочный антикоррозионный сплав.