— Орифеняне и твои друзья сохранили кое-какие фрагменты. У нас есть панель, за которой была ручка. Болты, которые положила в карман Корд. Обрывки парашюта и строп. Ящик с образцами крови. И, благодаря светителю Ороло, тело убитой девушки.
Я чуть не пропустил последнюю фразу мимо ушей. До сей минуты Джезри про Ороло не говорил. По опущенным плечам и едва заметным нюансам голоса я понимал, что он горюет, — но лишь потому, что знаю его всю жизнь. И ещё я понимал, что он будет горевать долго — по-своему, втайне от других.
Я прочистил горло.
— Многие его так называют?
— Вообще-то теперь уже меньше. Сразу после того, как нам показали спиль, это слово само у всех вырвалось. Настолько видно было, что он вёл себя как светитель. В последние день-два многие пошли на попятный. Засомневались.
— Да в чём тут сомневаться?
Он развёл руками.
— Успокойся. Сам знаешь, как это бывает. Никто не хочет, чтобы его назвали фанатом. Проциане в своих лукубах наверняка стряпают совершенно другую интерпретацию того, что сделал Ороло. Забудь. Он принёс жертву. Мы чтим его память, стараясь извлечь из убитой все возможные знания. И я пытаюсь тебе сказать, что каждое ядро каждого атома в ней самой, в дроби, извлечённой из её внутренностей, в одежде — новоматерия. И то же, вероятно, справедливо для всего на икосаэдре.
— Значит, их электроны тоже ведут себя неестественно, — сказал я. — В частности, дают излучение не того цвета.
— Поведение электронов — практически синоним химии, — сказал Джезри. — Для того и придумали новоматерию: игры с ядерным синтезом дали нам новые элементы и новую химию.
— А функционирование живых организмов основано на химии.
Джезри был умнее меня, но редко это показывал. Сколько бы я ни тупил, он по-прежнему верил в мою способность понять то, что понимает он. Трогательная черта — единственная на фоне множества неприятных. Сейчас он снова сменил позу — подался вперёд, словно ему и впрямь интересны мои слова. Это означало, что я на правильном пути.
— Мы не можем химически взаимодействовать с Геометрами — а равно с их вирусами и бактериями, — потому что лазер был не того цвета!
— Простейшие взаимодействия, несомненно, возможны, — сказал Джезри. — Электрон — всегда электрон. Так что наши атомы могут образовывать с их атомами простые химические связи. Но это не та сложная биохимия, которую используют микробы.
— Значит, Геометры способны производить звуки, которые мы услышим. Видят свет, отражённый от наших тел. Могут двинуть нас в морду...
— Или гвоздануть.
Я впервые услышал это выражение, но догадался, что Джезри говорит о снаряде, уничтожившем Экбу.
— Но не заразить.
— И наоборот. Конечно, со временем микроорганизмы эволюционируют и смогут взаимодействовать с обоими видами материи — свяжут экосистемы между собой. Но это произойдёт не враз, и мы успеем принять меры. Так что скоро тебя отсюда выпустят.
— Есть у них вода? Кислород?
— Водород такой же, как у нас. Кислород — похожий, так что вода есть. Можем ли мы им дышать — неизвестно. Углерод немного другой. Металлы и тому подобное отличаются ещё заметнее.
— Много вы ещё знаете про Геометров?
— Меньше, чем ты. Что Ороло делал в Орифене?
— Занимался линией расследования, которую я плохо понимаю.
— В соответствии с поликосмической интерпретацией?
— Да.
— Расскажи.
— Боюсь об этом говорить.
— Почему?
— Потому что боюсь всё переврать.
Джезри не ответил. У меня было такое чувство, что он через пластик с подозрением меня разглядывает.
На самом деле я не хотел говорить по другой причине: я боялся, что тема выведет прямиком на инкантеров. А нас почти наверняка прослушивали.
— Другой раз, — сказал я. — Когда буду лучше соображать. Может, на прогулке. Как в Эдхаре, когда мы вели теорические диалоги в винограднике Ороло.
Виноградник Ороло, расположенный на южном склоне, не просматривался из окон инспектората, так что мы ходили туда, если собирались покуролесить. Джезри понял намёк и кивнул.
— Как Ала? — спросил я.
— Отлично. Не знаю, когда ты её увидишь, потому что после воко мы с ней вступили в отношения.
Уши у меня вспыхнули огнём, из позвоночника вылезли зазубренные шипы. По крайней мере, так мне казалось. Однако, взглянув в зеркало, я понял, что выгляжу как обычно, разве что чуть более глупо. Некая более высокоразвитая, современная часть мозга — то есть возникшая позже, чем пять миллионов лет назад, — подсказывала, что разговор надо поддержать.
— Хм. Спасибо, что сказал. И что теперь?
— Зная Алу, думаю, что она примет какое-то решение. А до тех пор ни я, ни ты её не увидим.
Я ничего не ответил.
— И вообще, она очень занята, — продолжал Джезри. Видно было, что разговор его утомил, что он хочет одного — поскорее отделаться. Однако даже Джезри понимал, что нельзя так оглоушить человека и уйти, поэтому принялся рассказывать про структуру конвокса. Я почти не слушал.
Так вот почему он так скоро меня навестил! Чтобы сообщить новость, пока нас разделяет металлическая сетка. Сообразительный!
Потому что (размышлял я после его ухода) Джезри меня знает. Он понял, что я всё обдумаю и стану держать себя в руках. Если разобраться, почему им было не вступить в отношения? Я и сам, после того как Алу призвали на воко, считал себя свободным.
Не то чтобы эти мысли меня сильно утешили!
Я съел ломоть хлеба. В вагончик вошли трое инаков, все в костюмах-аэростатах. Двое отсосали из меня очередную порцию крови. После того как кровососы ушли, третий — вернее, третья — отвинтила от костюма голову и бросила на пол, потом запустила пятерню себе в волосы и пощупала кожу.