Анафем - Страница 196

196

— Но есть и другая причина, по которой госпожа секретарь могла бы нас извинить, — сказала суура Мойра. — До сегодняшнего утра преобладала гипотеза, что двигатели, используемые Геометрами для межзвёздных перелётов, каким-то образом трансформировали их материю.

— Трансформировали материю?

— Да. Локально изменили константы и законы природы.

— Такое возможно?

— Теоретическая возможность такого двигателя была доказана две тысячи лет назад, здесь, в Тредегаре, — ответила Мойра. — Я рассказала об этом на прошлой неделе. В течение нескольких дней гипотеза пользовалась большой популярностью. Так что, как видите, это моя вина.

— Гипотеза не приобрела бы популярность, — объявил фраа Джад, — если бы многие не боялись разговора о других повествованиях. Эти люди хотят объяснений, которые не заставят их мыслить по-новому, и забывают о граблях.

— Весьма красноречиво, фраа Джад, — сказал мой препт. — Замечательный пример незримых течений, часто управляющих тем, что выдаётся за рациональную теорическую беседу.

Фраа Джад наградил Лодогира взглядом, смысл которого трудно было истолковать, но определённо не ласковым.

Меня выдернули. Я уже научился узнавать, когда это делает Эмман. И впрямь, он ждал у входа в кухню.

— Первое, что скажет мне госпожа секретарь в мобе по пути домой, это чтобы я нашёл правильный лукуб.

— Тогда тебе надо было выдернуть кого-нибудь другого. Я только сегодня утром вышел из карантина.

— Вот потому-то ты и годишься лучше всех: перед тобой открыт выбор.

Насколько я успел понять, утро (до провенера) занимал лабораториум. Мне предстояло отправиться в конкретное место и выполнять предписанную работу вместе с теми, кого тоже туда назначили. Часть дня от провенера до мессала называлась «периклиний». В это время люди общались кто с кем хочет и делились информацией (например, результатами лабораториума), которая затем распространялась дальше на мессалах. За мессалом следовал лукуб — ночные посиделки. Всё подсказывало, что сегодня лукубы будут особенно активны, поскольку большую часть дня отняли инбрас и пленарий. Вообще, как я понял, на лукубах происходило самое интересное. Все хотели действовать, но многие чувствовали, что структура лабораториума, мессала и тому подобного только мешает. Лукуб был способом проявить инициативу. Ты мог всё утро работать в лабораториуме с полными идиотами, иерархи могли назначить тебя в мессал, от которого клонит в сон, но во время лукуба ты делал, что пожелаешь.

— Буду рад, если ты пойдёшь со мной на лукуб, — сказал я (совершенно искренне). — Но учти, я не могу гарантировать...

Меня заглушило возмущённое шиканье Карваллы и Арсибальта.

Барб повернулся к нам и объяснил:

— Они просят вас помолчать, потому что хотят слышать, что говорят в...

Я шикнул на Барба. Арсибальт шикнул на меня. Карвалла шикнула на Арсибальта.

Разговор перешёл к самой сути сегодняшней дискуссии: как идея мировых путей и конфигурационного пространства связана с существованием четырёх типов материи на «Пангее», «Диаспе», «Антаркте», «Кваторе» и Арбе.

— Примерно во времена Реконструкции существовал устойчивый мем, — говорила Мойра, — что природные физические константы случайны, а не единственно возможны. То есть что они могли бы быть немного другими, окажись ранняя история вселенной чуть иной. Собственно, благодаря этой идее мы и получили новоматерию.

— Итак, если я вас правильно поняла, — сказала Игнета Фораль, — правильность утверждения, что константы случайны, доказана нашей способностью получать новоматерию.

— Такова обычная интерпретация, — сказала Мойра.

— Говоря «ранняя история вселенной», — вставил Лодогир, — насколько раннюю...

— Мы говорим о бесконечно малом промежутке времени сразу после Большого взрыва, — сказала Мойра, — когда из моря энергии образовались первые элементарные частицы.

— То есть гипотеза утверждает, что они получились такими, а могли бы получиться иными, породив космос с другими константами и другой материей, — уточнил Лодогир.

— Совершенно верно, — сказала Мойра.

— Как теперь нам перевести сказанное на язык повествований и конфигурационного пространства, который предпочитает фраа Джад? — спросила Игнета Фораль.

— Я попробую, — сказал фраа Пафлагон. — Если проследить наш мировой путь — серию точек в конфигурационном пространстве, представляющую прошлое, настоящее и будущее нашего космоса, — назад во времени, мы увидели бы конфигурации более горячие, яркие и плотные, как если бы прокручивали в обратную сторону фотомнемоническую табулу с записью взрыва. Мы попали бы в области Гемнова пространства, едва ли узнаваемые как космос: мгновения сразу после Большого взрыва. В какой-то момент, двигаясь назад, мы оказались бы в конфигурационном пространстве, где физические константы, о которых мы говорили...

— Двадцать чисел, — сказала суура Асквина.

— Да. Ещё не определены. Место настолько непохожее на наше, что эти константы в нём не имеют смысла — у них нет значений, потому что они ещё могут принять любое значение. Так вот, до того момента истории, о котором я говорю, нет разницы между старой картиной единственной вселенной и картиной мирового пути в Гемновом пространстве.

— Даже если принять во внимание новоматерию? — спросил Лодогир.

— Да. Творцы новоматерии сделали одно: построили машину, способную создать сверхвысокие энергии, и произвели в лаборатории собственный Большой взрыв. Однако сегодняшние утренние результаты дали нам нечто новое: если точно так же проследить назад мировые пути Антаркта, Пангеи, Диаспа и Кватора, вы окажетесь в очень похожей части Гемнова пространства.

196