— И это каким-то образом сделали вы?! — воскликнул ган Одру скорее изумлённо, чем вопросительно. Вновь не получив ответа от фраа Джада, он повернулся ко мне. Уж не знаю, что прочёл ган на моей физиономии. Наверное, смесь растерянности и ужаса. Потому что я совсем недавно видел обрывок альтернативного повествования, в котором мы уничтожили целый орб.
— Неужто вам, ган Одру, преемнику тысячелетней традиции, основанной на вере в то, что мои предшественники вас сюда позвали, так трудно допустить, что мы послали сигнал прагу Эшвар?
— Наверное, нет. Однако спустя столько времени так легко усомниться. Счесть эту веру религией, чей бог умер.
— Хорошо, что вы сомневаетесь, — сказал фраа Джад. — В конце концов, небесного эмиссара сгубила нерассуждающая вера. Но надо тщательно выбирать объект для сомнений. Ваш третий ган уловил поток информации из другого космоса и ошибочно принял его за шифрованное послание предков. Ваши Праги не верят в обе половины истории. Вы отбросили лишь одну половину: что то был зов предков. Однако вы, возможно, по-прежнему верите, что сигнал есть, хотя третий ган и неправильно определил его источник. Поверьте, в таком случае, что информация — Гилеин поток — проходит из космоса в космос.
— Но позвольте спросить: научились ли вы модулировать этот сигнал, посылать с его помощью сообщения?
Я весь обратился в слух. Однако фраа Джад молчал. Ган Одру выждал несколько мгновений, потом сказал:
— Думаю, можно считать, что ответ уже получен. Вы каким-то образом проникли в сознание прага Эшвар.
— Что за сигнал получил третий ган девять столетий назад? — спросил я.
— Пророчество о страшных бедствиях. Убийство священников, сожжение церквей и книг.
— Почему он решил, что это события прошлого?
— Церкви были огромны. Книги написаны незнакомым алфавитом. На некоторых горящих листах были доказательства незнакомых нам теорем — позже наши теоры их подтвердили. На Урнуде есть легенда об утраченном Золотом веке. Ган решил, что смог заглянуть в ту эпоху.
— Но на самом деле он видел Третье разорение, — сказал я.
— Да, по всей вероятности, — ответил ган Одру. — И мой вопрос: вы послали нам это видение или просто так случилось?
Мы здесь... Мы откликнулись на ваш зов. Кто он: последний жрец ложной религии? Ещё один небесный эмиссар?
— Ответ мне неизвестен, — сказал фраа Джад и повернулся ко мне. — Придётся вам выяснять это самим.
— А ты? — спросил я.
— Здесь мои дела закончены, — сказал фраа Джад.
Что-то сильно толкало меня в спину, придавая мне ускорение. Так быть не должно.
Нет, просто сила тяжести (или правдоподобная её имитация) прижимала меня к чему-то плоскому и твёрдому. Мне было очень, очень холодно. Я затрясся.
— Пульс и дыхание приближаются к норме, — произнёс голос на ортском. — Содержание кислорода в крови растёт.
Жюль переводил эти слова на какой-то другой язык.
— Температура входит в интервал, совместимый с сознанием.
Кажется, говорили о моём сознании. Я открыл глаза. Приглушённый свет. Я был в маленькой, но вполне уютной комнатке. На краю моей койки сидел Жюль Верн Дюран, чистый и довольный. Это больше всего остального подтверждало впечатление, что прошло много времени. Я был подключён к множеству проводков и трубок. Одна из них вдувала мне в нос что-то прохладное, сухое и приятное. Врач — с Арба! — поглядывал то на меня, то на жужулу. Женщина в белом халате — латерранка — управляла большим аппаратом, прогонявшим мне тёплую воду через... ну, если бы я сказал, через что, вы бы сперва не поверили, а потом пожалели, что я не оставил эту подробность при себе.
— У тебя вопросы, мой друг, — сказал Жюль, — но, возможно, тебе лучше подождать, пока...
— У него всё в порядке, — объявил арбец. На нём были стла и хорда, под носом — пристёгнутая ремешками трубка. Он перевёл взгляд на меня. — У тебя всё в порядке, насколько я могу судить. Как самочувствие?
— Ужасно холодно.
— Это скоро пройдёт. Ты помнишь своё имя?
— Фраа Эразмас из Эдхара.
— Ты знаешь, где находишься?
— Наверное, в одном из орбов «Дабан Урнуда». Но кое-чего я не понимаю.
— Я — фраа Сильданик из Рамбальфа, — сказал врач, — и мне надо заняться твоими товарищами. Жюль нужен мне, чтобы переводить, а доктор Го — чтобы наблюдать за процедурой согревания. Кстати, это мы заберём.
Доктор Го проиллюстрировала его слова самым драматичным из всех мыслимых способов: сунула руку под одеяло и выдернула из меня обогреватель. Впервые за долгое время я помянул Бога.
— Извини, — сказал фраа Сильданик.
— Ничего, переживу. Итак...
— Итак, мы оставим твои вопросы без ответа, — закончил фраа Сильданик. — Но за дверью ждёт человек, который, думаю, охотно всё тебе растолкует.
Они вышли. В открытую дверь я успел увидеть воду и много зелени, но их почти сразу заслонила стремительно движущаяся фигурка. Через мгновение Ала уже лежала на мне ничком и рыдала.
Она рыдала, а я трясся. Следующие полчаса мы посвятили тому, чтобы поднять мою температуру и успокоить Алу. Получалось отлично: Ала была лучшим средством для поднятия моей температуры, а я в качестве матраса, видимо, идеально её успокаивал. Меня бил такой озноб, достигший пика примерно на шестнадцатой минуте, что я точно переломал бы себе все кости или по крайней мере свалился бы с койки, если бы Ала не цеплялась за меня, как за вибростенд на аттракционе в развлекательном парке. Всё это со временем привело к другим захватывающим биологическим феноменам, которые я не могу тут описать, не превратив свою хронику в документ совершенно иного рода.