— Отлично. Я ни слова не понял, но, может, объяснения можно отложить на потом.
— Вот и славно. Суть в том, что я хотел получить информацию по запуску той ракеты.
— А. И удалось?
— Я бы сказал, да. Ты, возможно, скажешь «нет», потому что для тебя информация — это то, что аккуратно записано в книге и проверено другим инаком. Информация, с которой имеем дело мы, зашумлена и неоднозначна. Часто это не слова, а графика или звук.
— Упрёк принят. Так что ты узнал?
— В ракете поднялись восемь человек.
— То есть власти и впрямь солгали.
— Да.
— Кто эти люди?
— Не знаю. Вот тут начинается зашумленность и неоднозначность. Всё проходило в обстановке секретности. Военная тайна и тому подобное. Нет списка пассажиров, тем более — их досье. Есть десять секунд поганого материала, снятого спилекаптором на лобовом стекле коммунального кузовиля, когда тот парковался в четверти мили от места событий. Артефакты, связанные с движением, конечно, убраны.
Самманн запустил обрывок, как и было обещано, очень плохого спиля. Я увидел военный автобус перед большим зданием.
Из здания вышли восемь человек в белых комбинезонах и сели в автобус. За ними последовали ещё несколько, с виду — врачи и механики. От здания до автобуса было футов двадцать. Самманн закольцевал фрагмент. Первые раз тридцать мы разглядывали в основном ту четвёрку, которая шла впереди. Лиц было не разобрать, но просто удивительно, сколько говорит о людях их манера двигаться. Один — самый высокий, с густыми, тщательно уложенными волосами — выступал решительно, ни на кого не оглядываясь, трое других — по бокам и сзади — суетливо подстраивались под его шаг. Комбинезон на высоком был не совсем такой, как на других — весь перехвачен крест-накрест какими-то полосами, словно его снизу доверху обвивала длинная...
— Верёвка, — сказал я, останавливая изображение и тыча пальцем в центральную фигуру. — Я видел похожее в аперт. К нам приходил экс в чём-то похожем. Последователь небесного эмиссара, что-то типа священника. Это их церемониальное облачение.
Корд некоторое время назад подошла к нам и теперь смотрела Самманну через плечо.
— Четверо сзади — инаки, — сказала она.
До сих пор мы смотрели только на главного и его служек. Остальные просто шли гуськом от здания к автобусу.
— С чего ты взяла? — спросил я. — Я не вижу, почему они должны быть инаками. Потому что не обращают внимания на того, который с верёвкой?
— Да нет же! — сказала Корд. — Посмотри, как они идут.
— Ну, знаешь! — возмутился я. — Мы двуногие! Мы ходим, как все!
Однако Самманн с улыбкой повернулся к моей сестре и энергично закивал.
— Вы психи, — сказал я.
— Корд права, — настаивал Самманн.
— В аперт разница была здорово видна, — сказала Корд. — Эксы ходят вразвалку. Как хозяева. — Она выступила из-за стула и свободной, развинченной походкой прошла по комнате. — Инаки собранней. Ита, кстати, тоже. — Она расправила плечи и целеустремлённым шагом вернулась к нам.
Как ни дико это звучало, я вынужден был признать, что в аперт издалека отличал эксов от фраа и суур — в том числе по характеру движений. Я снова взглянул на экран.
— Ладно, согласен. Чем больше я на них смотрю, тем более знакомой мне кажется их походка. Особенно у высокого сзади. Он вылитый...
Я онемел. Все посмотрели на меня — в чём дело. Я ещё четыре раза прокрутил запись. Сомнений не оставалось.
— Джезри, — сказал я.
— О боже! — воскликнула Корд.
— Да осенит тебя Его благость, — прошипел Ганелиал Крейд, как всегда, когда кто-нибудь употреблял это слово в качестве междометия.
— Там точно твой друг, — сказала Корд. — Я его тоже узнала.
— Фраа Джезри в космосе с небесным эмиссаром! — заорал я, просто чтобы себя услышать.
— Представляю, какие увлекательные дискуссии они там ведут, — заметил Самманн.
Часа через два, когда мы закрыли ставни и попытались уснуть, всё вокруг загудело и заурчало. Модуль дёрнулся так, что половина наших припасов упала на пол. Мы с Гнелем расстегнули штанины термокостюмов, выскочили на боковой мостик и увидели, как корка льда под гусеницами взрывается искристыми облачками. Мы добежали до конца мостика, где была лестница, спрыгнули на снег, завели трёхколёсник и погнали к платформе. По всему составу отдавались глухие удары: локомотив тронулся и вагоны приходили в движение один за другим. За платформой по льду тащился пандус на случай, если что-то придётся грузить в последний момент: до того, как поезд наберёт ход, оставалось как минимум полчаса. Мы с разгону въехали на платформу, увернулись от грузотона, мотавшегося туда-сюда в узком пространстве, закатили трёхколёсник в кузовиль Гнеля, а доски убрали вниз. Ещё некоторое время ушло на то, чтобы слить хладагент из всех трёх машин в полипластовые канистры. Когда с этим было покончено, поезд уже двигался быстрее, чем мы могли идти в снегоступах, и нам пришлось добираться до локомотива по боковым мостикам. Корд и Юл распахнули ставни, впустив солнце, и готовили праздничный завтрак в честь отправления. Сердце у меня прыгало от радости. Потом я вспомнил, где сейчас фраа Джезри и где я, и мне стало тошно.
— Гад! — сказал я. — Сволочь!
Все поглядели на меня. Мы готовились встать из-за стола после того, что по здешним меркам считалось роскошным завтраком.
Юлассетар Крейд глянул на Корд, словно говоря: «Твой брат, ты с ним и разбирайся».
— Кто? Что? — спросила Корд.
— Джезри!
— Несколько часов назад ты чуть не плакал из-за своего Джезри, теперь он у тебя гад.