В Стержень вплыли новые арбцы. До неприличия смазливые мужчина и женщина, которых я не узнал. Несколько стариков. Форали, под ручку, как будто члены их семьи веками прогуливались в невесомости. Три инака, в одном из которых я узнал фраа Лодогира.
Я поплыл прямиком к нему. Увидев меня, он кивнул собеседникам, чтобы те продолжали путь без него, а сам остался ждать у скобы в стене туннеля. Мы не стали тратить времени на любезности.
— Вы знаете, что произошло с фраа Джадом? — спросил я.
Его лицо сказало больше, чем мог бы выразить голос, — а это кое-что да значит. Он знал. Он знал. Не ту официальную легенду, которую скормили остальным. Он знал то же, что и я, а значит, почти наверняка куда больше моего, и боялся, что я чего-нибудь ляпну. Однако я придержал язык и движением глаз дал понять, что буду крайне осторожен.
— Да, — сказал Лодогир. — Что может вынести из этого обычный инак? Что означает участь фраа Джада и что она нам дала?
Какие уроки мы можем из неё извлечь, какие поправки должны внести в своё поведение?
— Да, па Лодогир, — покорно отвечал я. — Именно за ответами на эти вопросы я к вам и пришёл.
Я всей душой надеялся, что он уловит сарказм, но если фраа Лодогир что и понял, то не подал виду.
— В определённом смысле такой человек, как фраа Джад, всю жизнь готовится к подобному моменту. Все глубокие мысли, проходившие через его сознание, все умения, которые он в себе развивал, были направлены к кульминации. Мы же видим её лишь задним числом.
— Прекрасно, но давайте поговорим о том, что впереди. Повлияла ли участь фраа Джада на наше будущее, или мы будем и дальше жить так, будто ничего не произошло?
— Главное практическое следствие для меня — продолжающееся и даже более эффективное сотрудничество между тенденциями, которые в массовом сознании воспринимаются как инкантеры и риторы. Проциане и халикаарнийцы работали вместе в недавнем прошлом и, как тебе известно, достигли результатов, глубоко поразивших тех немногих, кто о них знает. — Говоря, Лодогир смотрел мне прямо в глаза. Я понял, что он имеет в виду изменение мировых путей, которое, помимо всего прочего, поместило фраа Джада на «Дабан Урнуд» при том, что с Арба зафиксировали его гибель.
— Например, когда мы разоблачили шпиона Ж’вэрна, — сказал я, просто чтобы сбить с толку тех, кто нас, возможно, подслушивал.
— Да. — Говоря, Лодогир едва заметно мотнул головой. — А значит, сотрудничество должно продолжаться.
— Какова цель этого сотрудничества?
— Межкосмический мир и единство, — отвечал Лодогир таким елейным тоном, что мне захотелось расхохотаться. Однако я твёрдо решил не доставлять ему такого удовольствия.
— На каких условиях?
— Забавно, что ты спросил. Пока ты пребывал в бесчувственном состоянии, некоторые из нас обсуждали как раз этот вопрос. — И он с некоторым нетерпением поглядел на устье шахты в Четвёртый орб, перед которой собрались все остальные.
— Считаете ли вы, что участь фраа Джада повлияла на результат переговоров?
— О да, — ответил фраа Лодогир. — Я даже сказать не могу, как сильно она на него повлияла.
Мне подумалось, что наш разговор может привлечь к себе ненужное внимание. Кроме того, ясно было, что больше ничего из Лодогира не вытянуть. Поэтому я повернулся и проводил его к устью шахты.
— Вижу, у нас тут почтеннейшие проциане, — заметил Джезри, кивая на Лодогира и двух его спутников.
— Ага, — ответил я и снова на них посмотрел. Только сейчас до меня дошло, что оба спутника Лодогира — милленарии.
— Они тут в своей стихии, — продолжал Джезри.
— Политика и дипломатия? Без сомнения.
— И очень пригодятся, если нам понадобится изменить прошлое.
— Ты хочешь сказать — больше, чем уже изменили? — сказал я, надеясь, что это проскочит как обычная издёвка над процианами. — А если серьёзно, фраа Лодогир тщательно обдумал историю фраа Джада и пришёл к различным глубоким умозаключениям.
— Умираю от желания их услышать, — с каменной миной ответил Джезри. — У него и практические предложения есть?
— До этого как-то разговор не дошёл.
— Хм-м. Значит, тут надо думать нам?
— Боюсь, что да.
Спуск в Четвёртый орб занял довольно много времени из-за техники безопасности.
— Вот уж не ожидал, — донёсся сверху голос Арсибальта, — но это уже банально!
— Что именно? Наступать мне на физиономию?
(Арсибальт спускался чересчур быстро с риском отдавить мне руки.)
— Нет. Наше взаимодействие с Геометрами.
Я молча спустился на несколько перекладин, обдумывая услышанное. Возразить было нечего. Я мысленно составлял список того, что показалось мне здесь «банальным», если пользоваться выражением Арсибальта. Красная аварийная кнопка в обсерватории. Машина для согрева внутренностей. Бумажная волокита в больнице. Латерранец, мывший посуду. Захватанные жирными пальцами перекладины.
— Да, — сказал я. — Если забыть про то, что мы не можем есть их пищу, экзотики тут не больше, чем на Арбе в какой-нибудь чужой стране.
— Даже меньше! — воскликнул Арсибальт. — Чужая страна на Арбе может быть допраксичной, с диковинной религией или национальными обычаями, а тут...
— А тут всё это выхолощено. Голая технократия.
— Да! И чем более технократичными они становятся, тем сильнее сближаются с нами.
— Верно.
— И когда же будет интересное?
— В каком смысле? Как в научно-фантастическом спиле, когда начинается такое, что все ахают?
— Хотелось бы, — ответил он.
Мы некоторое время спускались молча, потом Арсибальт добавил чуть тише: