— Просто... я хочу сказать: «Ладно-ладно, я понял! Гилеин поток определяет конвергенцию мыслящих систем на разных мировых путях!» Но ради чего? Не просто же большой корабль путешествует из космоса в космос, собирая образцы населения и заключая их в стальные капсулы.
— Возможно, Геометры разделяют твои чувства. Ты очнулся всего пару часов назад. Они странствуют тысячу лет. Представляешь, насколько им это всё обрыдло?
— Идея понятна, Раз, но я вижу, что им не обрыдло. Они превратили это в своего рода религию. И прибыли сюда с завышенными ожиданиями.
— Тсс! — зашипел Джезри (он был сразу подо мной) и продолжал голосом, который было слышно во всех двенадцати орбах: — Арсибальт, если ты не перестанешь молоть языком, фраа Лодогиру придётся стереть всем память!
— О чём? — отозвался Лио. — Я ничего не помню.
— Если так, причина не в колдовстве риторов, — крикнул фраа Лодогир, — а в том, что неостроумные шутки быстро забываются.
— О чём вы говорите? — спросил Юл. — Вы пугаете спилезвёзд.
— Мы говорим о том, что всё это значит, — ответил я. — Почему они такие же, как мы.
— Может, они более чудные, чем вам кажется, — предположил Юл.
— Пока нас не пустят в Первый орб, мы не узнаем.
— Так идём в Первый орб.
— Раз там уже побывал, — хохотнул Джезри.
Мы добрались до низу, спустились по шахте — такой же, как все остальные, и увидели под собой плавучие дома Четвёртого орба. В середине был овальный пруд — роскошь, отсутствующая в латерранских орбах. Возможно, урнудцы добились от своих растений более высокой урожайности и могли оставить часть воды свободной просто для красоты. Пруд окружала набережная, на которой уже были расставлены столы.
— Здесь мы проводим важные встречи, — объяснил Жюль.
Мне сразу вспомнились Арсибальтовы слова про банальность.
У пришельцев есть конференц-центры!
Урнудцы приварили к небу лестницу и выкрасили её в голубой цвет. Мы спускались, с каждым шагом становясь всё тяжелее. Здешние плавучие дома по виду почти не отличались от латерранских. Не так уж много есть способов построить конструкцию с плоской крышей, способную держаться на воде. Декоративные изыски — возможно, индивидуальные у разных народов «Дабан Урнуда» — скрывались за водопадами плодоносящих лиан и ярусами фруктовых деревьев. Наш путь через плавучий комплекс был узкий, но прямой и чёткий: бульвар, ведущий к овальному пруду. Здесь не приходилось перебираться с террасы на террасу. Иногда нам попадались урнудские пешеходы. Глядя в их лица, я гнал от себя мысль, что они — лишь грубые подобия более совершенных существ выше по фитилю. При нашем приближении все они отводили глаза, уступали дорогу и терпеливо ждали, пока мы пройдём. Мне показалось, что позы их выражают покорность.
— Интересно, — поделился я своими раздумьями с шагающим рядом Лио, — в какой мере всё вокруг нас — исходная урнудская культура, а в какой — последствия тысячи лет жизни в военном корабле?
— Может быть, тут нечего противопоставлять, — сказал Лио, — потому что никто, кроме урнудцев, таких кораблей не строил.
Бульвар вывел нас к набережной конференц-пруда. Она, как мы заметили ещё сверху, делилась на четыре равных сектора и была окружена четырьмя стеклянными павильонами, изогнутыми как бровь.
— Обратите внимание на двери! Видите уплотнитель? — сказал Юл, указывая на вход в павильон. — Это аквариум!
Он был прав: через стекло мы видели фтосцев без носовых трубок. Они листали какие-то документы или разговаривали по местной версии жужул.
— Баллоны с трубками они оставляют при входе. — Корд кивнула на стойку сразу за уплотнённой дверью. Там висели десятки баллонов.
Джезри ткнул меня в бок.
— Переводчики! — воскликнул он, указывая на застеклённый мезонин над главной палубой «аквариума». Несколько фтосцев, мужчины и женщины, сидели за пультами, лицом к пруду, поправляя на голове наушники. И впрямь, к нам уже спешили урнудские стюарды с подносами «капель» — красных для орта, синих для флукского. Я затолкал в ухо красную и услышал знакомые интонации Жюля Верна Дюрана. Оглядевшись, я отыскал его в кабинке над латерранским павильоном. «Командование приветствует арбскую делегацию и просит гостей пройти к воде для церемонии открытия», — говорил он. По тону чувствовалось, что он повторяет это примерно в сотый раз.
Мы присоединились к той части арбской делегации, которая прибыла заранее, чтобы уладить всё, пока не набежали спилезвёзды, журналисты и космические десантники. В её составе была и Ала. Бонзы со своими секретарями тоже опередили нас и ждали на краю пруда в пузыре размером с жилой модуль чуть левее того места, где стояли сейчас мы. За пузырём размещалось оборудование, в том числе баллоны сжатого воздуха, надо думать, с Арба. Видимо, надувной дом изображал павильон, что символически уравнивало наших бонз с заправилами Геометров. Пузырь был из той же мутной полиплёнки, что на окнах моего карантинного вагончика в Тредегаре. Я смутно различал фигуры в тёмных костюмах за столом (их я про себя назвал прептами). Сервенты стояли у стен или бегали с документами.
Довольно долго я наблюдал, как Ала то входит в надувной дом, то выходит наружу. Иногда она, поглядывая на фальшивое небо, говорила в прикрепленный к наушникам микрофон, иногда — если беседовала с кем-то лицом к лицу — снимала гарнитуру и прикрывала микрофон рукой. Воспоминания о том, что было между нами утром, нахлынули и вытеснили всё остальное. Я думал о себе как о человеке, хромом на одну ногу, который выучился ходить и забыл о своём увечье. Однако пустившись в дальний путь, он обнаружил, что всё время возвращается в исходную точку, потому что из-за больной ноги ходит кругами. Но если он найдёт себе спутника, хромающего на другую ногу, и они отправятся вместе...