— Конечно, Барб. Выкладывай, — сказал я, вытаскивая пригоршню очистков, прижатых к решётке давлением двадцати галлонов грязной воды. Отверстие громко рыгнуло и принялось засасывать воду.
— Любой пен может встать ночью на лугу, увидеть одни спутники на полярных орбитах, другие на экваториальных, и понять, что это разные орбиты! — обиженно проговорил Барб. — А когда смотришь на иксы, игреки и зеты, то знаешь что?
— Что?
— Видишь просто кучу иксов, игреков и зетов, по которым совсем не ясно, что одни орбиты полярные, другие экваториальные, хотя любой тупой пен видит это, глядя на небо!
— Хуже того, — заметил я. — Глядя на иксы, игреки и зеты, ты даже не поймёшь, что это орбиты.
— В смысле?
— Орбита — траектория стационарная, стабильная, — сказал я. — Спутник, конечно, всё время движется, но всё время одинаково. И вот эту стабильность иксы, игреки и зеты никак не показывают.
— Да! Как будто, изучая теорику, мы только тупеем! — Барб возбуждённо рассмеялся и театрально глянул через плечо, словно мы затеваем какую-то шалость.
— Ильма заставляет тебя работать самым мерзким способом, в лесперовых координатах, чтобы, когда она начнёт объяснять, как всё делается на самом деле, это показалось тебе более лёгким.
Барб онемел от изумления. Я продолжал:
— Как бить себя по голове молотком: перестанешь — и сразу получшает.
Шутка была с во-о-от такой бородой, но Барб слышал её впервые. Он так развеселился, что пришёл в сильное возбуждение и должен был несколько раз пробежать по кухне, чтобы выпустить лишнюю энергию. Несколько недель назад я бы испугался и стал его успокаивать. Теперь я привык и знал, что если усадить его силой, будет только хуже.
— А что правильно?
— Параметры орбиты, — сказал я. — Шесть чисел, дающие тебе всё, что надо знать о движении спутника.
— У меня уже есть эти шесть чисел, — ответил он.
— И какие же они? — спросил я, чтобы его проверить.
— Лесперовы координаты спутника: x, y и z. Это три. И скорость вдоль каждой из осей. Ещё три. Всего шесть.
— Ты сам сказал, что смотришь на шесть чисел и не можешь представить орбиту зрительно. Я объясняю, что с помощью теорики их можно превратить в другие шесть чисел, параметры орбиты, с которым работать куда проще, и с первого взгляда понятно, проходит орбита над полюсами или над экватором.
— А почему прасуура Ильма сразу мне так не сказала?
Я не мог ответить «потому что ты чересчур быстро учишься», однако если бы я начал юлить, Барб бы меня раскусил и уплощил.
И тут меня снизарило: не только Ильмино, но и моё дело учить фидов нужным вещам в нужное время.
— Ты уже готов перейти из лесперовых координат в другие пространства — те, в которых работают настоящие, взрослые теоры, — объявил я.
— Вроде параллельных измерений? — спросил Барб. Очевидно, он смотрел те же спили, что и я до прихода сюда.
— Нет. Я не о физических пространствах, которые можно измерить линейкой и в которых можно перемещаться. Это абстрактные теорические пространства, они подчиняются совсем другим законам, называемым принципами действия. Космографы предпочитают шестимерное пространство: по одному измерению для каждого параметра орбиты. Но это специальный инструмент, он используется только в одной дисциплине. Более общий инструмент разработал в начале эпохи Праксиса светитель Гемн...
И я дал Барбу кальк про Гемновы, или конфигурационные пространства, которые Гемн изобрёл, когда, как и Барб, устал от иксов, игреков и зетов.
***************
Остолетиться (бран., жарг.). Потерять рассудок, стать невменяемым, безвозвратно свернуть с пути теорики. Выражение восходит к Третьему столетнему аперту, когда ворота нескольких центенарских матиков открылись и пришедшие обнаружили неожиданные результаты. Например, в конценте св. Рамбальфа — тела его обитателей, покончивших с собой всего несколькими секундами ранее. В конценте св. Террамора — ничего, даже человеческих останков. В конценте св. Бьяндина — неведомую прежде религиозную секту матарритов (существующую по сей день). В конценте св. Леспера — неизвестный науке вид обитающих на деревьях высших приматов, и никаких следов человека. В конценте св. Фендры — примитивный ядерный реактор в системе катакомб. Эти и другие неприятные случаи привели к созданию инквизиции и учреждению системы иерархов в её нынешней форме, включая инспекторов, которые имеют право проверять матики и принимать к ним меры дисциплинарного характера.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.
Ближе к вечеру я нагнал фраа Ороло, когда тот шёл из калькория. Мы постояли около личных ячеек со страницами и поболтали. Я знал, что бессмысленно спрашивать, к чему он нас подводил странным разговором про дневную космографию. Коли уж Ороло взялся учить нас таким методом, ответа из него не вытянуть. В любом случае меня больше волновало то, что он сказал раньше.
— Послушай, ты ведь не собираешься уходить?
Он улыбнулся и поднял брови, но ничего не сказал.
— Я всегда волновался, что ты уйдёшь в лабиринт и станешь столетником. Мне бы и этого не хотелось. А теперь мне кажется, что ты намерен податься в дикари, как Эстемард.
У Ороло были свои взгляды на то, что такое ответ на вопрос.
Он сказал:
— Что означает твое высказывание «я волнуюсь»?
Я вздохнул.
— Опиши волнение, — продолжал он.
— Что?!
— Представь, что я никогда не волновался. Я заинтригован и растерян. Объясни мне, как волнуются.