— Но Самманн знал, — напомнил я. — Он заметил её на второй день.
— И решил не говорить Спеликону. Но в шестьдесят девятый день он не стал скрывать, что вытащил табулу Ороло. — Лио замотал головой. — Не понимаю. Чего ради он шёл на риск, чтобы тебе это показать?
Я развёл руками.
— Может, для него это не такой и риск. Он и без того ита. Что ему могут сделать?
— Верно. Вряд ли они так дрожат перед инспектрисой, как мы.
Меня задело напоминание, что мы дрожим, но, учитывая, как я таился в последнее время, спорить было трудно.
Я понял, что пришёл в себя. Пережил утрату Ороло. Забыл свои горе и гнев. А сейчас, упомянув инспектрису, Лио мне всё напомнил.
Так или иначе, воцарилась долгая пауза, пока Лио переваривал услышанное. Мы даже немного продвинулись в работе. В смысле, над сорняками.
— Ладно, — сказал он наконец. — И что потом?
— Семидесятый день, пасмурно. Семьдесят первый, снег. Семьдесят второй, снег. Ничего не видно, потому что линзу запорошило. Семьдесят третий день — ясно. Почти весь снег растаял до того, как пришёл Самманн. Он протирает оптику и перекусывает. На нём защитные очки.
— Типа солнечных?
— Больше и темнее.
— Как у горнолыжников?
— Сперва я так и подумал. Мне пришлось посмотреть семьдесят третий день трижды, прежде чем я сообразил.
— Что тут соображать? — спросил Лио. — Яркое солнце, снег, он в чёрных очках.
— Очень чёрных, — сказал я. — Не просто для отдыха на природе. Я видел такие, Лио. Во время аперта, когда смотрел на Самманна и Корд в цехе. Они их надели, чтобы защитить глаза от электрической дуги. Она была яркая, как солнце.
— Но с чего Самманну надевать такие очки, чтобы протирать объективы?
— Пока он протирает объективы, очки висят у него на шее, — сказал я. — Потом он надевает их и перекусывает, как обычно. Но во всё время еды он смотрит прямо на солнце. Самманн наблюдает за солнцем.
— А до семьдесят девятого дня он этого не делал?
— Нет. Никогда.
— Так ты думаешь, он что-то узнал?..
— Возможно, из табулы Ороло? — сказал я. — Или от Спеликона? Или от других ита по авосети? Птичка напела?
— Зачем смотреть на солнце? Это абсолютно в стороне от того, чем ты занимался.
— Абсолютно. Но это что-то. Большой толстый намёк. Подарок Самманна.
— И что, ты тоже начал смотреть на солнце?
— У меня нет защитных очков, — напомнил я. — Но у меня есть двадцать с лишним ясных дней, записанных на табулу. Так что с завтрашнего дня я могу хотя бы посмотреть, что солнце делало три и четыре месяца назад.
***************
Большая тройка, конценты св. Мункостера, св. Тредегара и св. Барито, расположенные близко один от другого и обладающие рядом сходным черт: все три основаны в нулевом году, относительно многолюдны и славятся прошлыми достижениями.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.
На следующее утро, после теорической лекции, мы с Джезри и Тулией разговаривали на лугу. Был первый по-настоящему погожий весенний день, все вышли прогуляться, и мы считали, что не привлекаем к себе внимания.
— Кажется, я нашла ВФСА, — объявила Тулия.
— ГВФСА, — поправил Джезри.
— Нет, — сказал я. — Если Тулия его нашла, он уже не гипотетический.
— Поправка принята, — сказал Джезри. — Кто этот влиятельный фид?
— Игнета Фораль, — ответила Тулия.
— Фамилия смутно знакомая, — заметил Джезри.
— Форали разбогатели несколько столетий назад, то есть, по мирским меркам, это древнее и солидное семейство. Они тесно связаны с матическим миром — особенно с Барито.
Концент светительницы Барито стоит в устье большой реки. Когда она не пересыхает и не меняет русло, а уровень моря ведёт себя прилично и оно не забито паковым льдом, здешние формы рельефа образуют большую удобную гавань. Примерно треть времени, прошедшего от Реконструкции, вокруг стен Барито существовал большой город, не всегда один и тот же, конечно. Концент процветал в том числе за счёт поддержки таких людей, как Форали. Многие будущие политики, юристы и бизнесмены учились в унарском матике Барито у тамошних проциан.
— Что нам позволено о ней знать? — спросил Джезри.
Он очень точно сформулировал вопрос. Раз в год, на свой аперт, унарии получают сводку мирских новостей за прошедший год. Перед каждым деценальным апертом они просматривают предыдущие ежегодные сводки и составляют десятилетнюю, которая и поступает в нашу библиотеку. Критерий отбора один: событие должно по-прежнему представлять интерес. Это исключало почти все новости, заполнявшие мирские ежедневные газеты и передачи. Джезри спрашивал Тулию, совершила ли Игнета Фораль что-нибудь достойное итоговой сводки.
— Она занимала важный пост в правительстве — входила в число самых высокопоставленных людей — и выступала против небесного эмиссара. Он её убрал.
— Казнил?
— Нет.
— Бросил в темницу?
— Нет. Просто уволил. Думаю, теперь она на какой-то другой работе и по-прежнему обладает достаточным влиянием, чтобы призвать столетника.
— Так она была фидом сууры Акулой?
— Игнета Фораль провела шесть лет в унарском матике Барито и написала работу по сравнению трудов Пафлагона с трудами некоторых... э...
— Людей вроде Пафлагона, — нетерпеливо закончил Джезри.
— Да, прошедших столетий.
— Ты её прочла?
— У нас нет экземпляра. Может быть, через десять лет. Я сходила в нижний лабиринт и просунула через решётку запрос.
Кому-то в Барито — скорее всего фиду-унарию — придётся переписать работу Фораль от руки и прислать нам. Когда книга очень популярна, фиды делают это по собственному почину, и книги расходятся по другим матикам.